— Михаил Иванович… Будьте так добры, подойдите в мой кабинет… На четверть часика, не больше. Нет, до перемены нельзя… Скажите, пожалуйста, Дмитрий Дмитриевич, а почему вы заинтересовались особым мнением?
— Я заинтересовался и вашими выводами, и разбросом во мнениях и посмотрел дело целиком. И у меня сложилось некое цельное впечатление, отличное от вашего. Я хотел бы, чтобы вы подумали над одним обстоятельством. Манипулятор того типа, что хорошо приживаются на учебном отделении «Л», управляет другими людьми, сам оставаясь в стороне — или сверху. Он кукловод. А в нашем случае курсант делал все от него зависящее, чтобы оставаться внутри ситуации, при том что для него самого это было связано с серьезными неудобствами, и даже с потерями.
— Вам не кажется, что это просто еще один уровень? — поинтересовался начальник училища.
Дверь открылась, вошел Васильев: в борцовках, в комбинезоне… Играющий тренер.
— Вызывали? Добрый день.
— Да. Садитесь, пожалуйста, Михаил Иванович. Вы, конечно знакомы с Дмитрием Дмитриевичем…
— Мы знакомы, — подтвердил Синочкин, — Здравствуйте. Мы тут обсуждаем личное дело Габриэляна, и меня заинтересовало ваше особое мнение. И ваша настойчивость. Надо сказать, аргументы вашего коллеги и начальника, на первый взгляд, представляются убедительными: Габриэлян показал отличный уровень боевой подготовки, изобретательность, находчивость, вообще нестандартное мышление — но что самое главное, он может, но не любит убивать, а это для отделения «Л» очень важный параметр. Манипулятивные ходы, к которым он склонен, там тоже придутся ко двору. Ликвидатор — это не придаток к оружию. Ну а если он пойдет вразнос, то там есть кому и отследить это, и остановить его…
— Я думаю, что они неправы, — спокойно сказал Васильев, — и в последнем пункте тоже.
— Вы считаете, что ваши коллеги переоценивают курсанта? Или недооценивают?
— Ни то, ни другое. На Габриэляна смотрят как на человека с определенным набором способностей. А он вообще не человек.
Да. Действительно, писать это в рапорте было никак нельзя…
— Мои коллеги считают, что он социально неадаптирован, но может быть полезен там, где навыки адаптации и способность к сопереживанию скорее вредны, чем полезны. Мне какое-то время тоже так казалось. Но несколько недель назад я сел и пересмотрел все с самого начала. И теперь думаю, что никакого расстройства — если называть таковым нарушение функций — у курсанта Габриэляна нет. У него просто иная, разительно отличная система приоритетов. Если бы он был старшим, его считали бы вменяемым и адекватным. Вы направите старшего с этими параметрами в группу «Л»? И второе: если, — Васильев медленно повел головой вправо-влево, — выражаться вашим языком, Дмитрий Дмитриевич, то пока у нас не просматривается предел рабочего поля, то есть пространства, которое Габриэлян способен перестроить под свои задачи и потребности. А это означает, что он будет не только на десяток шагов впереди противника, но и на пару шагов впереди и выше руководства. Если Габриэлян пойдет по линии «Л», вести операции будет он, а не его командиры. Ликвидатор с полной свободой выбора и воли и непредсказуемым целеполаганием — вот что мы получим.
— Так что его — с четвертого курса на инициацию выдвигать? — начальник училища даже позволил себе фыркнуть.
— Ни в коем случае, — проигнорировав иронию, ответил Васильев. — Тем более, что он не согласится. С моей рекомендацией вы знакомы: работа аналитиком — с достаточно быстрым переходом во внешние структуры.
— Загрузить информацией? — наклонил голову Синочкин. — И затем дать возможность добывать ее самому в нужных количествах? Нам и себе на пользу?
— Да.
Это было не всё, это было явно не всё, но Васильев запер моторику и речь на замок как только услышал фамилию «Габриэлян».
Значит, вот как объект действует на Васильева. Очень, очень интересный юноша. Синочкин призадумался, ещё раз пролистал дело, остановился на последнем отчёте.
— Я полагаю, коллеги, что ошибаетесь вы оба, — сказал он. — Мне не кажется, что мы имеем дело с манипулятором. То есть, конечно, объект время от времени действует манипулятивными методами, но, по-моему, это средство, а не самоцель. Господин Васильев ближе к истине. Если мы представим себе… ну, скажем, марсианина, который начал исследовать поведение людей, выжал всё, что возможно из внешнего наблюдения… а затем решил… стать человеком, насколько это для него возможно. Причем, в достаточно характерной среде.
— Но тогда бы…
— Посмотрите, пожалуйста, на вот эту серию инцидентов, — сказал Синочкин. — И скажите мне, какой вывод вы сделали бы, если бы она развертывалась в обратном порядке.
Жираф оброс текстом с обеих сторон, но продолжал пастись.
— Что он проверяет теорию, — подумав, ответил начальник училища. — Сначала базовое положение, потом следствия. А в этом виде… — он задумался, — Вы хотите сказать, что он выяснял, насколько правильно он оценил ролевой расклад, и одновременно — насколько он может встроиться в ситуацию, точнее даже, обучить себя встраиваться. Вплоть до взысканий.
— Во всяком случае, мне так кажется. А теперь посмотрите, что будет, если мы распространим эту модель на события последних двух лет.
Взлететь по стеклу, слизнуть муху… да откуда могут быть мухи в этом помещении?
Конечно, со стороны какие-то вещи виднее. Но почему они не распотрошили это досье сами — тем более, что комиссия разошлась во мнениях? Они грамотные люди, они должны были заметить. Это их работа, в конце концов.