В час, когда взойдет луна - Страница 18

Как-то шла домой из школы кружным путем, забрела во двор библиотеки. Там валялась куча старых, ветхих, по листкам рассыпавшихся книг — списывали. Вытащила из кучи толстый том без обложки, без первых страниц, раскрыла на первом попавшемся месте…

...

«— Но молю вас, сударь… — продолжал Арамис, видя, что де Тревиль смягчился, и уже осмеливаясь обратиться к нему с просьбой, — молю вас, сударь, не говорите никому, что Атос ранен! Он был бы в отчаянии, если б это стало известно королю. А так как рана очень тяжелая — пронзив плечо, лезвие проникло в грудь, — можно опасаться…

В эту минуту край портьеры приподнялся, и на пороге показался мушкетер с благородным и красивым, но смертельно бледным лицом.

— Атос! — вскрикнули оба мушкетера.

— Атос! — повторил за ними де Тревиль.

— Вы звали меня, господин капитан, — сказал Атос, обращаясь к де Тревилю. Голос его звучал слабо, но совершенно спокойно. — Вы звали меня, как сообщили мне товарищи, и я поспешил явиться. Жду ваших приказаний, сударь!

И с этими словами мушкетер, безукоризненно одетый и, как всегда, подтянутый, твердой поступью вошел в кабинет. Де Тревиль, до глубины души тронутый таким проявлением мужества, бросился к нему.

— Я только что говорил этим господам, — сказал де Тревиль, — что запрещаю моим мушкетерам без надобности рисковать жизнью. Храбрецы дороги королю, а королю известно, что мушкетеры — самые храбрые люди на земле. Вашу руку, Атос!

И, не дожидаясь, чтобы вошедший ответил на это проявление дружеских чувств, де Тревиль схватил правую руку Атоса и сжал её изо всех сил, не замечая, что Атос, при всем своем самообладании, вздрогнул от боли и сделался ещё бледнее, хоть это и казалось невозможным.»

…и пропала. Она дочитала до конца главы прямо там, присев на бордюр рядом с кучей книг. Читала бы и дальше, да подошла пожилая библиотекарша, помнившая Светку ещё с тех пор, как та ходила сюда чуть ли не через день.

До дому едва дотащилась — три книжки, одна толще другой, растрепанные, с выпадающими страницами, не влезли в сумку, пришлось нести в руках. Так у Светки появилась тайна. Она влюбилась в мушкетера с благородным и красивым, но смертельно бледным лицом.

Бабка умерла. Светлана совсем переехала в её квартиру, хотя в социальном регистре осталась по материному адресу. Теперь мальчишки могли приходить к ней открыто и пыхтеть в её кровати более вдумчиво и тщательно, не опасаясь, что мать войдет без стука и отоварит мокрым полотенцем по голым ягодицам. Потом подружки подсказали, что гораздо интереснее иметь дело с более взрослыми, опытными и денежными мужчинами. Но никто из них — мальчишек и мужчин, спавших с Гренадой за деньги или так — не вошел в её сердце: оно было полно суровым и бледным Атосом. Светлана смотрела на них и понимала, что таких, как мушкетеры, больше не делают. Тогда она начинала воображать себя Миледи — той, молодой, на которой Атос женился. Только она была бы умнее и рассказала Атосу про клеймо — примерно так, как рассказала Фелтону, чтобы он считал её невинной жертвой, а не преступницей. Можно было бы даже уговорить его убить лилльского палача — зачем такому гаду жить?

Светлана сделала себе татуировку на плече: лилия о трех лепестках…

Её резкие высказывания в адрес трусов-мужиков привлекли внимание Гадюки, работавшего в соседнем отделе городского архива. Гадюка был голубой, и смелые мужики тоже были предметом его мечтаний. Со смелыми девушками ему нравилось дружить. Он оказался расписным парнем, с ним можно было поговорить о книгах. Он тоже любил «Мушкетеров» и даже подкинул зашибенский дюдик — «Клуб Дюма». Сначала Светлана приглядывалась к нему, думала — стукач. Потом оказалось — нет.

Так она связалась с подпольем.

Самое интересное дело было — дацзыбао. Сначала надо было узнать, причем точно, кто и где что сделал. Потом написать — да кратко, и чтобы понятно. Потом исправить, чтобы нельзя было узнать руку. Не настоящий почерк, конечно, а стиль. Потом спроектировать листовку. Потом определить точки вброса в сети, разные. Вход и выход обеспечивали другие, а вот выбор места был на ней. Городские форумы, службы новостей. Места, куда люди заходят часто. Раньше Светке как-то не приходилось сталкиваться с варками напрямую, только мать все мечтала получить пайцзу и разорялась насчёт светкиной глупости, а теперь Светка узнала столько историй о свободных охотах и прочем, что мало не казалось. Когда Светка с Гадюкой разговаривали с родственниками убитых, ей было жалко этих людей, но одновременно она их презирала. Они жили так же, как её мать — тихо дрожали в сторонке, а когда лунной ночью к ним в дома неслышно входили высокие господа, тряслись и причитали. Только однажды они наткнулись на парня, спортсмена Виталика Соломатина, который выбил ночному охотнику глаза. Он не испугался. Но в следующее полнолуние его нашли мертвым, обескровленным и переломанным. Закон не запрещал людям защищаться… Но и варкам он не запрещал мстить. Так она оплакала того, кто так и не стал её Атосом.

После этого Светка решила перейти в боевики. Её обучали владеть оружием, и свою кличку она получила от того, что называла поначалу гранаты — гренадами, думала, что из-за испанской провинции. Но в акциях она не участвовала, да их и не случалось в Екатеринославе, акций. Восточная Украина была спокойным местом. До того дня, когда руководство направило сюда Ростбифа с его единственным подчиненным.

Сейчас этот подчиненный стелил себе на кухонном диванчике старое одеяло вместо матраса. Ростбиф и Гадюка легли в зале, один на диване, другой — на полу в спальнике. Завтра нужно было ещё раздобыть машину, изготовить и заложить взрывпакеты и окончательно отработать операцию. По уму, сказал Ростбиф, такой расклад нужно готовить не меньше двух недель. Так и думали поначалу. Но потом по прогнозу погоды вышло, что через неделю зарядят дожди чуть ли не на месяц, и казнь высокой госпожи Милены Гонтар перенесли на послезавтра, а когда ещё представится такой случай, чтобы вся сволота собралась в одной корзинке?