В час, когда взойдет луна - Страница 255

255

— Эней, — представился молодой водитель. — Да, повлияет. Вы будете чувствовать себя намного спокойнее.

С этими словами он поднял левую руку, показывая зажатую в кулаке осколочную гранату с вынутой чекой.

— Американский «ананас» «спэрроу-18», — сказал он, садясь в кресло. — Выпущен аж в 19-м году. Радиус поражения ударной волной на открытом месте — 11 метров, радиус разлёта осколков — 320. Для закрытых помещений — не знаю. Честное слово, не знаю. Разрядите пистолет, положите на пол и толкните ногой ко мне.

Он сел в кресло в простенке между окон, в «мертвой зоне», откинулся на спинку и улыбнулся, прикрыв глаза.

— Думаю, весь штаб вынесут отсюда в пятилитровой канистре.

Господа штабисты напряженно переглядывались. Граната — это не так уж страшно. Граната, если действовать правильно — это в самом худшем случае минус один, ну два человека. Вопрос в том, имеет ли смысл рисковать ими сейчас. Готов ли противник и дальше к такой арифметике?

— Штаб с примесями, — донеслось от двери. — Орион, пожалуй, эту просьбу юноши стоит выполнить. Пока.

В музыке этот тембр называют «контртенор» или «мужское сопрано». В быту — связывают с определенными физическими недостатками. Вошедший в зал человек — водитель того самого синего купера-жучка, который последние 15 минут путешествия, совершенно не скрываясь, тащился за автобусом — полностью соответствовал представлениям об обладателях контртенора. Невысокий, худой, гнутый, весь какой-то расхлябанный — длинный пиджак, пестрый шейный платок, очки с камешками. Очки он, впрочем, держал в руках. И любой человек, встретившийся с ним взглядом, мгновенно понимал, что всё остальное уже не музыковеды, а биологи называют «предупреждающей окраской».

— Если ты случайно застрелишь молодого человека, мы действительно окажемся в очень неловком положении, — сказал контртенор, прикрывая дверь за собой. — Нам придётся очень долго объяснять, почему мы его сначала не выслушали.

Сказать, что по залу пробежал вздох облегчения, было не совсем верно — в штабе заседали люди сдержанные. Стаффансон пожал плечами, разрядил пистолет и пнул его к Энею.

— Сеньор Рено, — сказал Эней. — Я вам признателен, но, если честно, я предпочел бы, чтобы вы пропустили эту встречу.

— Тогда вам не стоило рассылать приглашения электронной почтой. Интендантам положено быть любопытными. Кому как не вам это знать, — сказал Молла.

До Рено эту должность занимал Ростбиф. Рено был интендантом столько же, сколько Ростбиф — боевиком. Это что-то значило, это должно было что-то значить…

Пестрый визитер, тем временем, отодвинул от стены стул, придвинул к столу и сел.

— Прошу вас, счастливый сын Венеры.

— Ладно, — вздохнул Эней. — Пусть так.

Беседа с самого начала шла по-английски, и любимая фаталистическая присказка сына Венеры прозвучала как let it be.

Он полез за пазуху и вытащил оттуда флеш-лепесток на цепочке.

— Госпожа Клара, справа от вас есть разъём. Прошу вас, подключите этот лепесток туда. Господа, вас интересует файл «Пирамида».

Удобная вещь конференционный стол, откинешь крышку, а перед тобой терминал. Можно и голопроекцию включить, но в данном случае это было бы несколько невежливо — очень уж много разнообразных подробностей содержал файл «Пирамида». Об особенностях организации, о характерах связей, о проваленных и непроваленных операциях, об исчезнувших или, наоборот, возникших из ниоткуда ресурсах. Временами в тексте обнаруживались лакуны. Видимо, создатели файла изымали информацию, которая могла бы дать членам штаба представление об источниках и истинном объеме знаний. Но даже в нынешнем, дырявом как швейцарский сыр виде этот файл был бомбой. И — как всякая бомба — крайне неудобным оружием. На один раз. И никакой, увы, избирательности. Да, штаб снесёт, но в подполье начнется такая паника и такая охота на ведьм, что на осмысленной деятельности можно будет поставить крест по меньшей мере на поколение.

— Я проверял, — сказал Эней некоторое время спустя. — Эту гранату я могу держать двадцать минут, потом рука начинает дрожать. Десять минут прошло, так что я начинаю излагать свою точку зрения. Вы, полагаю, уже просмотрели файл. Так работать нельзя. При таком положении дел я вам подчиняться не могу, поэтому выхожу из подполья, о чём заявляю официально. Но бросать вас, как есть, и оставлять на вас, как есть… пирамиду подчинения, — тоже нельзя. «Подземка» должна работать, и варков нужно отстреливать иногда. Поэтому обезглавить организацию — так или иначе — я в принципе готов, но это самый крайний вариант. Я предпочёл бы оставить на месте всё, что можно оставить. Троим из вас, по-моему, имеет смысл взять самоотвод и бежать. Чем быстрее и дальше, тем лучше. Одному… я бы сказал, что ему имеет смысл умереть, но я не буду вмешиваться. Может быть, я ошибаюсь.

— А что, — спросил Мельникофф, псевдо Гидра, категория «скомпрометирован», — вы больше не берётесь лично решать этот вопрос?

Файл, как и граната, был скорее сообщением. Вот, на что мы готовы. Вот, что мы можем. Хороший файл. Но он с лёгкостью мог отказаться наследством Ростбифа. А чего эти ребята стоят сами по себе? Это можно узнать только одним способом.

— Мне не хотелось бы… чтобы эта форма решения стала единственной. Вам знакома фамилия «Бурцев»?

За столом явно никто — в отличие от Алекто — не изучал историю революционного движения.

— Я тоже раньше не знал, — утешил их Эней. — Бурцев — это был в начале ХХ века в России такой журналист. Который вскрывал провокаторов и информаторов среди революционеров. Так вот, считайте, что теперь моя фамилия — Бурцев. Только он был человек мирный и сам никого не стрелял. А я человек немирный. Мне надоело убивать, — Эней чуть отодвинул от себя трёх деревянных негритят. — Но ещё больше мне надоело, что любого из низовых могут подставить как Ростбифа, Каспера или Хана. И очень неприятно работать, думая, что, возможно, выполняешь заказ СБ.

255