В час, когда взойдет луна - Страница 93

• Предыдущая
• 93 / 281
• Следующая

— А что скажет штаб? — спросил Эней.

— У нас на фюзеляже первый гауляйтер за два поколения.

— То есть, ничего не скажет.

…И ведь это не страх перед ответственностью, не бегство от нее, подумал Ростбиф. Просто в один прекрасный день он решил быть именно тем человеком, который со мной никогда не спорит. И именно ему я не могу объяснить, куда я на самом деле целюсь. И именно поэтому.

Дьявол. Время, силы, ресурсы, жизни — все это в собачий голос — и никому ничего не объяснишь, даже своим. Потому что хуже крысы в штабе только слух о крысе в штабе.

— Оцени, — Ростбиф отсоединил от пояса планшетку, открыл нужный документ, протянул Энею. — На этот раз, кажется, получилась вещь.

Последние строчки он дописал только вчера, в вагоне монорельса «Мюнхен-Вена»:

Невозможность, Андрюша, добру оставаться добром,
заставляет надеяться, что зло превратится в благо.
И когда утихнут пожар, бесчинство, погром,
станут очевидны мужество, благородство, отвага.
Все придут на молебен, чёрные губы солдат
будут двигаться в такт молитве — таков обычай.
Что это был за город? Но после победы полагался парад,
а после парада полагался справедливый дележ добычи.

Что это скажет Энею, он не знал.

И чёрта лысого теперь прочтёшь по лицу.

— Ну как, падаван?

Эней улыбнулся.

— Спасибо, мастер. Мне ещё никто стихов не посвящал.

Иллюстрация. «Исповедь» О'Нейла

Страничка распечатки, впоследствии обнаруженная А.Витром (псевдо Эней) среди прочих документов, оставшихся от В.Саневича (псевдо Ростбиф).

Стандартная бумага для офисных принтеров канадского производства марки Exquisite Print, изготовлена от 40 до 60 лет назад.

Текст — часть первого извода «Исповеди» Чака О'Нейла.

Пометки на полях сделаны самим Ростбифом и третьим лицом, предположительно Мортоном Линчем (псевдо Райнер).

…скажите, каких доказательств ещё вам нужно? Если вы не верите человеку, который был вампиром и перестал им быть, то чему тогда вы поверите? Если уже была война, после которой умерла третья часть людей и третья часть вод стала ядом — а вы не верите, то чему вы поверите? Что с вами нужно сделать, чтобы вы открыли, наконец, глаза?

Когда я, приняв «кровавое причастие», лежал трупом, я был в сознании — но оно бродило не здесь, а в далеком месте, полном мучений. Все, чего я боялся в этой жизни, прошло передо мной, как наяву, я увидел всю человеческую скверну и свою собственную скверну и возненавидел людей. Если не дьявол взял меня туда, то кто? И если не бес заставлял меня пить человеческую кровь — то кто?

[Пометка на полях: «Разве момент инициации помнят?»

Ниже, другим почерком: «Мог вспомнить потом. Или домыслить.»]

Что вошло в меня, что дало мне силу, обострило память, слух, зрение и те чувства, которых мы и назвать-то не умеем? Если этому существу под силу заращивать раны и в точности восстанавливать забытое — зачем ему человеческие жизни? Не для того ли, чтобы восемь раз в году, а то и чаще, мы присягали ему телом и душой?

Вы говорите «симбионт», вы говорите «психосоматические изменения» — но если вы назовете его ангелом или персидской красавицей, суть не изменится! Если в то время, когда оно было во мне, я не мог спокойно видеть Крест, если я мог из сотни гражданских узнать священника, если меня охватывала слабость при виде Святых Даров — то каким должно быть настоящее имя этого «симбионта»?

И даже этого не нужно, чтобы знать, что они враждебны всем нам — одних превращают в пищу, других — в хищников, и всех — в свое стадо.

[Пометка на полях: «Смешанная метафора».

Другим почерком: «Возлегли волк с ягненком».

Ниже: «Так сказать, симпозиум».]

Вы говорите — не может быть ничего хуже войны. Это ложь. Мир, который строится сейчас — в тысячу хуже войны. На войне погибают многие, а в этом мире погибнут все. Одних сожрут, другие погибнут за то, что дали их сожрать. Потому что Бог не оставит это без наказания. Посмотрите, что мы сделали с собой, когда Он препоручил нас нашей воле. Посмотрите, кому мы отдались. Война неизбежна, она уже идет, Армагеддон уже начался — осталось только выбрать, на какой ты стороне. Никому не удастся отсидеться в тылу, потому что на этой войне нет тыла.

[Пометка на полях: «Решительный молодой человек».

Другим почерком: «Интересно, где именно в Кота-5 располагался тыл?»

Ниже: «А он вообще бывает, тыл?»]

Никому не удастся сказать «Это не я» — кровь, пролитая перед их глазами, обличит их.

Варков мало. Когда я был одним из них, я часто удивлялся — почему вы не восстаете? Как бы мы ни были сильны — ведь тогда я говорил и думал «мы» — вас ведь по нескольку тысяч на каждого. Вам по силам убить любого из нас. По силам убить нас всех. Но вы не восстаете, — так я думал, и презирал вас ещё больше. И все мы думали так, и все вас презирали. Уже за одно это презрение вампиров стоило бы убивать.

[Пометка на полях: «Насколько я понимаю, эта байроническая поза свойственна практически всему молодняку. С возрастом проходит».

Другим почерком: «Или не проходит».]

То, что они делают с нами, то, что мы сами делаем с собой — хуже всякой войны. Что такое война? Это когда погибают тела. «Не бойтесь убивающих тело», — сказал Господь. Нынешний мир — это когда люди гибнут с телом и душой. Что вампир может сделать с человеком? Да самое большее — убить. Что может сделать человек? Из страха смерти обречь себя на смерть вторую. Оставьте страх. От смерти никто не уйдет — так зачем её бояться? Без этой угрозы они — ничто.