Габриэлян покачал головой, открыл зеркальный шкафчик над умывальником и достал оттуда шприц-тюбик. Нехорошо, но просыпаться как-то надо. Закатал рукав, приложил тюбик, удивился, что нашел вену. К тому моменту, когда он добрался до аппаратной, он не был уверен, что его ноги касаются земли. Не лучшее состояние для работы, а где другое взять?
У автоматизма есть свои преимущества. Когда в аппаратной прозвучало «боевая тревога!», техники и большая часть охраны ринулись по местам. Начальник дневной смены взвыл «Стоять!» и развернулся в поисках негодяя и губителя. Потому что, кто бы ни отдал приказ стрелять, ответственность все равно легла бы на начальника смены. И он прямиком оказался бы, ну если не в перекрестье прицела, так в зоне особого внимания — что по существу одно и то же, если речь идет о Совете. Нет, гауляйтеры приходят и уходят, а охрана дипломатического анклава остается, и сейчас останется, если не будет делать резких движений…
Увидев, наконец, кто скомандовал тревогу, начальник смены выдохнул и опустил плечи. Второй секретарь, новичок, москвич. Это он просто с перепугу, наверное. Тем более что референт явно находился, что называется, «под воздействием». Глаза желтые — не разберешь, где белок, где радужка, зрачки — в точку…
— Вы с ума сошли, — уже спокойнее сказал начальник смены.
Габриэлян, кстати, и сам согласился бы, что в тот момент он был не очень адекватен. Иначе как объяснить то, что, имея в распоряжении вполне приемлемый трехгранный стилет, он зачем-то перекосился влево и ухватил с развороченной панели какой-то никелированный инструмент — впрочем, тяжелый и достаточно удобный. Страшное всё-таки дело — витамин С внутривенно. Ага, понятно, почему перекашивался, это он с линии огня уходил, просто мозг до коры сообщения не сразу доводит, ну и серебряное напыление на стилете пожалел, наверное, портится же… Тем временем височная кость начальника смены удовлетворительно хрустнула, а охраннику, схватившемуся было за пистолет, и рукояти в горло хватит, вот и стилет пригодился. Лежи, только стрельбы нам в аппаратной еще не хватало. Все, кажется, больше никто не возражает.
— Боевая тревога, — медленно, очень четко артикулируя, сказал Габриэлян.
Кто-то из техников извиняющимся жестом показал на начальника смены.
— Да, конечно, спасибо, — кивнул Габриэлян, — Сейчас, — поднял покойного, дотащил до центрального пульта, посадил в операторское кресло, подвел объектив сканера к левому глазу и быстро набрал комбинацию, активирующую пульт. Вообще-то ему её было знать не положено, но мало ли что не положено. По ходу дела подумал, что для операций со сканером достаточно было бы просто глаза начальника смены — но не вскрывать же его, в самом деле?
А техники уже были на месте, в ракушке четко откликались посты. Отлично. Габриэлян перевел весь анклав в боевой режим, подождал секунду, сказал в микрофон «Счет три», «свои» фигурки в тамбуре метнулись к дальней стене, гости двинулись было за ними, но тут, разрезая тамбур, упала термическая перегородка — а затем включились огнеметы. Когда дым ушел в решетки вентиляции, выяснилось что внутри все в порядке, а за внешней дверью тамбура имеется сильно закопченный коридор с темными пятнами на полу. Видимо, те шестеро пришли не одни. По одному из каналов было слышно, как матерится кто-то в защищенной части тамбура. И чего б я так нервничал, пять секунд — это более чем достаточно, и все успели.
В аппаратной все было относительно тихо. Один из техников сидел, скорчившись, в углу и дышал, будто захлебывался. Процедуру им вбивают на уровне рефлекса, а вот результат, кажется, доводилось видеть не всем. Аахен. Спокойное место. Здесь, если раз в пять лет в Цитадели что-то перегорит — и то много.
Да, сейчас основная угроза идет изнутри, а не снаружи. Габриэлян щелкнул переключателем ракушки.
— Это не официальный визит, — сказал он. Третий канал накрывал только охрану и операторов аппаратной. — Нас либо только что пробовали на прочность с частной санкции Совета, либо это чья-то самодеятельность. — И при любом раскладе, свидетели гостям были бы не нужны. Этого Габриэлян вслух не сказал. Это они способны посчитать и сами. — В первом случае, на сегодня все. Во втором, они вернутся в ближайшие полчаса, — потому что неудача равносильна гибели.
— Согласен, — сказал в ракушке заместитель начальника смены, нет, уже начальник смены, тоже москвич. — Поднимаюсь к вам.
Аркадий Петрович слушал этот радиообмен с глубоким удовлетворением. Все, что ему рассказали в Училище про В.А. Габриэляна, оказалось правдой. Умен, решителен, предельно циничен, не питает никакого уважения к существующему порядку вещей — и не скрывает этого. Про «частную санкцию Совета» по открытой связи…
А Габриэлян сидел, откинувшись на спинку кресла, и ждал, пока коллега доберется в аппаратную. Если он хочет перехватить управление — пожалуйста. Главное теперь — связь. Связь со внешним миром. Его собственный отвод на аахенский городской коммутатор наверняка перекрыли вместе со всем остальным… Ох, что-то я плыву… И тут — видимо какое-то из мелких языческих божеств Аахена выбрало этот момент, чтобы проснуться и отменить закон Мерфи на десяти квадратных метрах аппаратной… и тут он заметил, что бок покойного начальника смены — Смирнова, да — слегка вибрирует. Планшетка? Комм? Комм. Габриэлян наклонился, засунул руку во внутренний карман и вытащил жужжащую плоскую коробочку. Включил раскрытием — и услышал, как полузнакомый приятный хрипловатый баритон сказал: