— Я понимаю, что это твое поле, — спокойно сказал Андрей, — но ты ерунду городишь. И в книжке у вас ерунда. Народы вырезать можно, а на чужую жену смотреть нельзя. Ближнего возлюбить надо, а бросить этого ближнего на съедение, потому что он изначально грешник и не на той стороне — пожалуйста. Подожди, — он наклонил голову, — Я вижу что действуете вы иначе — я не слепой. Но ты же взялся объяснять, как оно работает.
— Где вы раньше были, ребята, — с тоской сказал священник. — Год назад — где вы были? Меня только рукоположили, я был такой правильный попик, и голова у меня была полна правильных слов… И считал я, что если даже мне помочь можно, то… В общем, долго объяснять.
— Костя, а можно бестактный вопрос?
— Про это? — Костя щелкнул себя по горлу.
— Ну… в общем… да, — Антон сглотнул. — Ты же не всегда так пьешь? Это мы тебя как-то?
— Это вы, грешники, пьёте, — сказал Костя важно. — А мы, святые люди, умерщвляем плоть алкоголем.
А потом сменил тон на человеческий.
— Нервы у меня шалят. Как сюда приехал, так и начали. Я, понимаешь, когда рукополагался, думал — буду жить среди своих, буду… ну сам понимаешь.
— Не понимаю, — сказал Антон.
То есть, кое-что он понимал — но хотел убедиться. И был уверен, что Костя ответит. Потому и ответит, что мало Антона знает и не рассчитывает затягивать знакомство. «Эффект попутчика».
— Я среди своих, да, — признался Костя. — Только все «свои» — это гарнизон осажденной крепости, дошло? Ты присмотрись тут к людям. Они не просто живут — они ждут. Смерти ждут, очередной свободной охоты, конца света, чего-нибудь… А ожидание — это такая нервотрепка… И никогда не знаешь, что раньше рванет, эти, — он мотнул головой куда-то вверх, — или эти, — на этот раз кивок пошел в сторону окна.
— А… как они могут рвануть? — не понял Антон. — Восстание?
— Это вряд ли. Хотя совсем дальше на Запад был случай лет двадцать назад… — Костя принялся мять руками затылок, его тень на стене напоминала перекошенную — и очень большую — бабочку. — А вот в двадцать первом, представь, год назад всего, километрах в сорока отсюда людям в голову стукнуло, что первого марта Судный День наступит. Саваны шили всем поселком.
— И-и… что?
— Это у католиков было. Епископ гавкнул, отлучением пригрозил — большинство в сознание пришло. А меньшинство шьет себе и даже от воды отказывается, как будто они староверы. Мы с ног сбились, а потом то ли кто-то решил, что конец света должен непременно состояться, то ли… Короче, тюкнул какой-то, что у нас беспорядки. Вооруженные. И свалилась в деревню следственная группа прокуратуры плюс СБ, плюс отряд быстрого реагирования… эта зараза, что тюкнула, надеялась наверное, что либо власти деревенских за жабры возьмут, либо от одного появления моторовцев что-то начнется, в общем, пойдут все строем в рай.
— И вы?
— А что мы? Ничего мы… Поехал владыка Роман с ними объясняться. Про массовый психоз.
— И?
— Объяснился. СБшникам, знаешь, тоже не улыбается производством мучеников заниматься. Но ты представляешь, как потом людям в той деревне жилось? Половина в город и по соседним деревням разбежалась. Вот так и живем.
— А свободная охота? — быстро спросил Андрей.
Да… Как-то не стыковалась она со сговорчивым СБ. И с милиционером, который предупреждает, тоже не стыковалась.
— Да это прежний смотрящий был… любитель скакать под луной. На него какое-то время сквозь пальцы смотрели, а потом под Москву перевели.
А ведь правда. Была какая-то история.
— Но как они это вообще делали? — Антон не знал, как сформулировать. — Ведь это… — он сделал в воздухе знак креста. — Работает. Я сам видел.
— Оно не работает, — зло буркнул Костя. — И не служит. А священник не может быть во всех местах сразу. Вот, почему мне трудно взять и объяснить, ребята — это нужно пропустить через себя. Однажды почувствовать себя как тот прокажённый…
— Костя… подожди. Я понимаю, что все плохое нельзя изъять из человека. — Андрей говорил спокойно, но было понятно, что это тяжко ему дается. — Но я не понимаю, почему даже плохого человека нельзя защитить… от вот этого. Просто так.
Антон вдруг понял, что объяснение Кости его… радует, да, радует. Ему сразу стало неловко — у Кости явно была беда, у Андрея была беда. Но вот для него самого — будто плёнку содрали с новенького визора или открыли окно. Все вокруг снова было настоящим. Нету универсального ключа, нету панацеи. Нет петушиного слова. Значит никаких сказок, все живы и все всерьез.
— От чего именно? Андрей, что хуже: умереть от клыков или самому стать вампиром?
— Всё хуже, — сказал охотник на вампиров. — Сам этот выбор плох.
— Плох он или нет, это второй вопрос, а вот ты для себя как бы это решил? Вот тебя припёр к стенке высокий господин, и решительно так предлагает тебе выбирать.
— Ты же знаешь, кто я. Значит, знаешь и мой ответ. Но такой выбор, он и до Поворота был. Люди с людьми. И я понимаю, почему там ничего нельзя было поделать. А тут?
— А тут то же самое. Просто ты смотришь на это дело как… на дворовую драку. Вот большой хулиган-Сатана маленьких обижает, а вот большой человек мимо идёт — и вместо того, чтобы хулигану навалять по мордасам, то ли так просто смотрит, то ли позволяет хулигану забить себя до смерти… Только у нас детишки испорчены, Андрюха. И если забить хулигана — они ничего не поймут. Тот, кто больше, навалял тому, кто меньше — вот что у них получится. Ну, правильно. В мире ведь так и должно быть, и глупо думать, что бывает иначе… И придется большому человеку либо возглавить их детскую банду, либо забивать того, кто по силе на втором месте после Сатаны… Они же вырастают, детишки. И игрушки у них растут…